[Ezy Rider]

Станислав ЛЕМ

МАСКА



Вначале была тьма, и холодное пламя, и протяжный гул; и
многочленистые, обвитые длинными шнурами искр, дочерна опаленные крючья
передавали меня все дальше, и металлические извивающиеся змеи тыкались в
меня плоскими рыльцами, и каждое такое прикосновение пробуждало
молниеносную, резкую и почти сладостную дрожь.
Безмерно глубокий, неподвижный взгляд, который смотрел на меня сквозь
круглые стекла, постепенно удалялся, а может быть, это я передвигалось
дальше и входило в круг следующего взгляда, вызывавшего такое же
оцепенение, почтение и страх. Неизвестно, сколько продолжалось это мое
путешествие, но по мере того, как я продвигалось, лежа навзничь, я
увеличивалось и распознавало себя, ища свои пределы, хотя мне трудно точно
определить, когда я уже смогло объять всю свою форму, различить каждое
место, где я прекращалось и где начинался мир, гудящий, темный,
пронизанный пламенем. Потом движение остановилось и исчезли суставчатые
щупальца, которые передавали меня друг другу, легко поднимали вверх,
уступали зажимам клещей, подсовывали плоским ртам, окруженным венчиками
искр; и хоть я было уже способно к самостоятельному движению, но лежало
еще неподвижно, ибо хорошо сознавало, что еще не время. И в этом
оцепенелом наклоне - а я лежало тогда на наклонной плоскости - последний
разряд, бездыханное касание, вибрирующий поцелуй заставил меня напрячься:
то был знак, чтобы двинуться и вползти в темное круглое отверстие, и уже
без всякого понуждения я коснулось холодных гладких вогнутых плит, чтобы
улечься на них с каменной удовлетворенностью. Но может быть, все это был
сон?
О пробуждении я не знаю ничего. Помню только непонятный шорох вокруг
меня и холодный полумрак. Мир открылся в блеске и свете, раздробленном на
цвета, и еще так много удивления было в моем шаге, которым я переступало
порог. Сильный свет лился сверху на красочный вихрь вертикальных тел, я
видело насаженные на них шары, которые обратили ко мне пары блестящих
влажных кнопок. Общий шум замер, и в наступившей тишине я сделало еще один
маленький шаг. И тогда в неслышном еле ощутимом звуке будто лопнувшей во
мне струны я почувствовало наплыв своего пола, такой внезапный, что у меня
закружилась голова, и я прикрыла веки. И пока я стояла так с закрытыми
глазами, до меня со всех сторон стали долетать слова, потому что вместе с
полом я обрела язык. Я открыла глаза, и улыбнулась, и двинулась вперед, и
мое платье зашелестело. Я шла величественно, окруженная кринолином, не
зная куда, но шла все дальше, потому что это был придворный бал, и
воспоминание о моей ошибке - о том, как минуту назад я приняла головы за
шары, а глаза за мокрые пуговицы, - забавляло меня ее ребяческой
наивностью, поэтому я улыбнулась, но улыбка эта была предназначена только
мне самой. Слух мой был обострен, и я издалека различала ропот изысканного
признания, затаенные вздохи кавалеров и завистливые вздохи дам: "Откуда
эта девочка, виконт?" А я шла через гигантскую залу под хрустальной
паутиной жирандолей, и лепестки роз капали на меня с сетки, подвешенной к
потолку, и я видела свое отражение в похотливых глазах худощавых пэров и в
неприязни, выползающей на раскрашенные лица женщин.
<...>